Аваддоша проснулся с ощущением того, что мир рухнул и летит теперь в бездонный хаос, в жуткую трагедию, и все, что было в нем - отодвигается теперь со скоростью света в мрак, в вечность, откуда возврата нет. Лишь отдельные звуки, напоминающие о жизни, долетали теперь до его ушей: обрывки человеческой речи, скорбный минор органа, детский плач, глупый смех и, кажется, был в этой какофонии тревожный щебет мечущегося в безысходности ангела, так и не успевшего возвестить миру весть о прощении.
Хотелось забвения. Вечного. Безвозвратного.
Отрешенно смотрел он в потолок и ждал последних своих мгновений. У него не было сил даже страдать, так смирился он уже со своим уходом. Да и какой смысл был в страданиях?
Голос Альфреда Семеновича раздался в зловещей тишине, как голос небесного вседержца, и Аваддоша вздрогнул и повернул к нему безжизненное свое лицо.
- Ну, что, парень? Сдается мне, вышел тебе первый урок? Выпей давай свои сто граммов от завтрака, я уж постеснялся тебя грабить, убогого, да и поговорим ладком, а? - и он протянул мальчику стакан с водкой.
Это была мысль. Как можно было забыть об этой панацее? Улетающий мир, жутко погромыхивающий костями, тут же обернулся восвояси, и он принял из добрых рук санитара стакан с волшебной влагой и враз опустошил его.
И жажда жизни снова заплескалась в его глазах.
- Ты можешь ничего мне не рассказывать, но выслушай, пожалуйста, меня! - начал свою спасительную проповедь Альфред Семенович.
Помолчал немного: уж больно серьезные вещи был намерен сказать он.
- Думаю, что ты еще не совсем потерял голову и поймешь меня, если я буду называть вещи своими именами. До недавнего времени ты, рассуждая о разном, делал то же самое. Так вот! Слушай внимательно! - предупредил он. - Пустых слов я говорить не стану.
Ребенок приходит в мир, и все, что видит в нем, он принимает как открытие. Он видит впервые какую-нибудь обычную для всех вещь и показывает на нее взрослому, полагая, что тот тоже видит ее впервые, и ждет от него такого же удивления, которое при этом испытал он. То же самое происходит с ним, когда он этот мир познает из книг: прочитав "Красную шапочку", он, захлебываясь восторгом, пересказывает ее взрослому, полагая, что тот не читал этой сказки. Все в этом мире для него - впервые. Он не может дать вещам оценки, он не может защититься от них ничем, в том числе и рассудком, которого в нем пока еще нет, и выражает свое согласие и несогласие с ними лишь эмоциями. И вот он взрослеет, и наряду со всеми открытиями делает в один прекрасный день открытие еще одно. Очень важное в своей жизни. Он открывает - женщину. Особенности ее сложения он видел уже тысячи раз, но вот увидел их вдруг совершенно другими глазами. Глазами просыпающейся плоти. Он начинает понимать, что женщина это существо не от мира сего, что она есть предмет особого, какого-то таинственного наслаждения, данного взрослому человеку, и всеми силами стремится сам сделаться поскорее взрослым, чтобы окунуться в этот пока еще недоступный ему мир, мир женщины. Он начинает бредить по ночам этим существом, страдать по нем, он обожествляет его, делает предметом высшей воли и высшего назначения, и мышление его, и все его сознание начинают приобретать окраску фиолетового обмана, сказочной эйфории. Все возрастающее желание овладеть недоступным предметом, освободиться от назревающей в нем неведомой энергии, излить ее на предмет своих фантазий, затмевают его ясное, казалось бы, сознание, и он готов пойти на все, только бы удовлетворить свои страстные желания.
Мир стремительно начинает меняться в его глазах. Человек утопает в потоках своих новых ощущений, он безумствует, становится неуправляемым, непредсказуемым, невозможным. И не зря этот период в его жизни называют трудным, переходным.
Это все относительно просыпающейся в человеке плоти. И вот здесь в самую пору начать говорить о чувстве, которое пробуждает глупая плоть. Имя ему - любовь. Не было бы плоти - никогда в сердцах теплокровных человеческих существ не возникало бы этого таинственного влечения.
Сложное это чувство. Трогательное, возвышенное, трагичное, сладостное и жестокое. Оно способно сокрушить все на своем пути. Оно непредсказуемо, чудовищно опасно. Человек, зараженный безумием любви, способен сдвинуть горы и обратить реки вспять. Он может совершить самое возвышенное ради своей любви, он может свершить ради нее же и самые страшные злодеяния. Он сделает любое преступление, если оно будет в угоду предмета его наслаждений. Убьет, сожжет, разрушит! Пойдет войной на своего доброго соседа, сотрет с лица земли его города и веси. Утопит в крови.
Вот что такое любовь!
В другом случае он превратится в шута горохового. Он спрыгнет с крыши дома, а если повезет - то со скалы. Он бросится под поезд, повесится, застрелится, вскроет себе вены, нажрется таблеток, заключит себя на плотские истязания в монастырь. Все будут вздыхать, все будут сожалеть, но втайне никому из них не будет доступно оправдать или понять его смешной и ничтожной трагедии. Он станет дурной притчей во языцех. Насмешкой.
Вот что такое любовь!
Человек становится совершенно невменяемым. Ему невозможно вдолбить в голову того, что он не видит, и видят все, а народная мудрость гласит: если ты не видишь того, что видят все, значит ты болен. И если избранница его достойна самых низких оценок, если она некрасива, бездарна, глупа, если она ему изменяет, если она не ставит его ни в грош, если она крива, коса, кривонога и в ней, как говорится, ни рожи ни кожи, он, одержимый любовью к ней, будет видеть в ней самый высокий идеал, и ему невозможно будет показать предмет его обожания в чистом зеркале, ибо он будет утверждать, что зеркало это кривое, невозможно будет ему объяснить, в каком смешном заблуждении находится он и как болен его мозг.
Вот что такое любовь!
Нет, никого еще не возвысила любовь, лишь сделала несчастным. Эта стерва хороша на картинках, когда изображаются влюбленные пары, когда ее воспевают поэты и лицедеи, хороша, как самый сладостный и самый райский плод, который только можно себе возомнить и который не сходит с уст всех, всех, всех! Но она - самое иллюзорное, самое безумное, самое жадное, самое ненасытное, самое пагубное, самое сокрушительное, самое безжалостное и самое жестокое чудовище, из всех тех, которые могут поразить человеческий мозг.
Вот что такое любовь!
И в основе ее лежит не нечто возвышенное, так как зачастую мы любим предмет совершенно недостойный нашего безумства и нашего поклонения, а все тот же глупый половой инстинкт, служащий сохранению вида.
Но разве я говорю, что нужно человеку оставаться вне этого инстинкта? Никогда я такого не скажу! Жизнь тогда потеряла бы всякий смысл. И без того она полна жестоких страданий, и разве можно вынести их, не получая за них награды? И чем больше награды за свои страдания получает человек, тем он счастливей, тем тяжелее его сломить невзгодам. Вот как, дорогой мой мальчик! И говоря все это, я хочу закончить свои слова словами мудреца: все страсти хороши, когда мы владеем ими, и плохи, когда они владеют нами. Владей собой! Владей своими страстями! Владей, и ты всегда будешь высок! И всегда будешь счастлив!
И еще. Человек, не понимающий, что такое есть любовь, возвысил это чувство до вершин олимпа. Не понимает он того, что он не достоин чьего-то высокого к нему чувства, не понимает и того, что это чувство может испытывать к нему лишь человек, пораженный рассудком, не понимает и того, что он ничтожен и достоин скорее презрения, нежели любви. Что нет его заслуги в том, что какой-то одержимый видит в нем некое совершенство. А отсюда и вывод: любит человек собственно не человека, а его плоть. А плоть любить, если уж говорить о высоких материях, стыдно. Плоть человеческая - низка, как и плоть животного, постыдно физиологична, и возвышать ее может лишь глупый и низкий. А также лишь глупый и низкий может безумствовать, сраженный плотью. Помни это! Знай это, и всегда сохраняй в себе человека.
То, что творится сейчас с тобой, скоро пройдет. Но глупость, которую ты можешь сотворить, находясь в состоянии влюбленного, то есть в состоянии безрассудства, эту глупость ты уже никогда и ничем не исправишь. Никогда! И будешь вечно о ней сожалеть. И стыдиться ее.
Помни это!
Мой тебе добрый совет. На всю жизнь. Что бы ты не узнал о женщине, которую любишь, как бы она не повела себя, чтобы ни сотворила, никогда не принимай этого всерьез. Не унижай себя! То же самое сделай и тогда, когда женщина воспылает безумием к тебе. Остуди ее. Ты не достоин того, чтобы тебя любили и тем паче, чтобы из-за тебя прыгали с колокольни или вскрывали себе вены. Помни всегда: человек должен быть разумным. И прежде всего разумным, иначе он теряет право называться человеком, ибо превращается в обыкновенное жалкое ничтожество. В сумасшедшего. В зомби. В раба. Люби своих подруг, целуй их, ласкай, наслаждайся их телом, уходи в тот же миг, когда почувствуешь, что насладился, и никогда не сожалей о том, что женщина, насладившись тобой, уйдет от тебя первой. Пожелай ей удачи и счастья, и как бы тебе ни было тяжело, тотчас выбрось ее из своего сердца, и обрати свой взор к женщине другой: новой, свежей, прекрасной. А этого добра, куда ни плюнь, полным полно, как бурьяна в поле.
Я сказал все!
Мальчик выслушал эту странную лекцию очень серьезно. Впервые он понял, что санитар не так уж глуп. Ему снова вспомнились слова из его опального сочинения: "Иллюзорность! Дьявольское наваждение! Здравомыслящий муж, обвешанный орденами и титулами, наделенный властью монарха, становится совершенным ребенком под воздействием женских чар, пребывая в ауре их ядовитого обольщения. Под воздействием женских чар еще недавний светоч совести и разума может сотворить любое, самое неслыханное преступление, пойдет на самую тяжкую измену, предаст самое святое: Родину, Честь, Бога.
И это ли не насмешка!? Это ли не оскорбление Разума!?
Человеческого Величия!?".
Вряд ли слова санитара задели бы его сознание, но как переплетались они с недавним сознанием его, когда мозг его не был заражен еще миазмами высшего полового инстинкта, то бишь - любовью.
Мда!