Стас, прочел этот монолог с дьявольским терпением, не перебивая тебя. Теперь отвечаю. Тремя вариантами.

1. Мне кажется, ты так и не понял, что происходит в романе. Мизантроп никакого отношения к человеку и к человечеству не имеет. Он судит все человечество, и почему он должен разделять его симпатии и антипатии и мерить все человеческими мерками? Это сверхчеловек, это бог на земле. И ты почему-то с маниакальным упорством все время путаешь меня, автора, с моим героем? Проецируешь его божественное сознание на сознание мое? Сознание изгоя, человеческого потомка? Я что, должен постоянно делать сноски для читателя и уверять их: "Господа, не подумайте обо мне плохо! Я вовсе не хотел обижать гения человечества. И набью морду своему герою, чтоб ему, гаду, пусто стало! Вот уж поистине - Мизантроп"? Мизантроп не может судить человека по его талантам, он судит его как биологическую сущность, наносящую невосполнимый вред Земле, как величайшую неистребимую заразу, как зловредную мышь… И в этом смысле в его понятии все равны, как все равны для Природы, ибо он, наделенный разумом, речью и волей, ее высший уполномоченный Представитель. Его словами говорит Природа. И сколько можно об этом кричать!?

2. Ты прав, мой друг, неоспоримо прав. Но ты прав от сосцов человеческой матери своей, как прав всякий волчонок от сосцов матери своей. Когтями и клыками он будет защищать свое логово и свою добычу. И превозносить своих вожаков, учащих стаю всему волчиному. И скалить зубы на всякого, посягнувшего на его волчьи законы, на святость его волчьих отцов. Прав, прав всякий человечек, отстаивая лучших из лучших, гордясь своими отцами, и если кто не захочет этого делать, он будет презираем и гоним. Как отморозок и дегенерат, позорящий род человеческий.

Прав от Человека. Но не от матери Природы.

Но мой Мизантроп не от Человека. Это земной Бог. Он от Высших Сфер. Он от Природы. И говорит от ее имени. А потому, чтобы он не говорил, он всегда прав. Ибо Природа всегда права. И он проповедует высшую гуманность, которая только возможна в этом мире. Он спасает Планету от злейшего зла - Человека.

А ты, узрев во мне возомнившего себя гением отщепенца, кинулся затаскивать меня в угол позора. Ты стал учить меня, как школьника, нравственности, приличию и морали, любви и почитанию отцов человечества. Объяснять, как Маяковский объяснял деточкам, "Что такое хорошо, что такое плохо". Ты вознамерился пробить мой оловянный лоб устыжением и позором, отказываясь понимать анналы простых истин, утверждающих градацию вещей Изначальных и Второначальных. Отказываясь понимать, что Пушкин и весь с ним сонм человеческих святынь имеют на фоне глобальности моего произведения роль всего лишь рядовой человеческой сущности, но не более. И что и Пушкин, и Бог, и Любовь, и Женщина, и сам Человек, и его Отечество - все это лживый налет в человеческом сознании, сотворенный им для того, чтобы почувствовать себя господином Вселенной и возвыситься над Природой. И я взял все это единственно для усиления образа представителя Космоса, защитника израненной Человеком Земли, для которой абсолютно равны и мамонт, и бактерия, и самый последний негодяй, и самый высокий из человеков, который так же причастен к ее хищническому уничтожению. И для которой Пушкин и все прочие, за которых ты мне (вместо Мизантропа) накрутил хвост, есть такая же злостная форма существования, как и весь прочий люд, и пишется Ею, как и все человеческие святости, с маленькой буквы. И при чем здесь, собственно, этот великий землянин? Ору на весь свет - При чем!!!??? И причем здесь я, поведавший Человеку эту поучительную, жуткую историю о нем самом? Вы слушаете, но ничего не слышите. Вы не хотите слышать. Я глубочайший почитатель всего человеческого и всякого таланта. И в первую очередь стану на высокий его алтарь. Но это я - рядовой человечек, присосавшийся, как паразит, к лону Матери; Это я - вечный воздыхатель о прекрасном и умиляющийся до слез при виде ромашкового поля и летающих над ним стрекоз; Это я - рыдающий над письмом Онегина к Татьяне, растрогавшийся человеческой высокостью, но еще не освободившийся от шерсти, пожирающий себе подобных троглодит; Это я, слушающий реквием Моцарта и задыхающийся в пароксизмах чувственности и тут же разбивающий ломом человеческие черепа в чекистских подвалах полузверь-получеловек; Это я, изысканный кровавый Изувер, каждый день сдирающий скальп с головы своей матушки Природы и подсчитывающий по ночам свои прибыли; Это я, любующийся величием океана, лью в него вместе со слезами восторга свои культурно-технические ядовитые испражнения, превращающие его в мертвечину; Это я, фальшивец, шкурник, лукавец и стяжатель, заживо сдирающий бархатную кожу со своей Матери и жрущий ее святую кровь; Это Я, это Я, это Я… ничтожный гомункул и Великий Паразит, не имеющий ни глаз, ни совести, ни Бога; Это Я, а вместе со мной и мой великий Пушкин.

Да разве мой Мизантроп отрицает лишь Пушкина, против чего ты так восстал? Мизантроп отрицает в Человеке ВСЕ! От "невинного" дыхания его до его паразитической, разрушающей мир сущности, которую он, восхищенный своей высокостью, осознать не способен. От миазмов, которыми он отравляет и землю, и воздух, и воду, до великих его святынь: Женщины, Любви, Отечества, Бога! Вместе с Пушкиным он отрицает весь человеческий род с его чудовищной тотальной ложью.

Люди, умные и глупые, что вы хотите от меня? Я написал труд, которому нет прецедента и которому нужно поклониться хотя бы за то, что он - против человеческой стаи. И был бы разве мой роман на что-нибудь похож, если бы послушать вас всех и оболванить его под машинку? Оскопить и превратить в убогого, беззубого уродца. Человека - не тронь! Его игрушки - не тронь. Святости его - Пушкина, Бога, Религию, Отечество, Нацию, - не тронь тем паче! И был бы разве мой Мизантроп похож на мизантропа, если бы его ошкурить, оболванить, оскопить в угоду всем читателям? Чтобы , не дай бог, не оскорбить никого. Подмазать. Угодить. И тогда все-все говорили бы: Ну, талант! Ну, молодец! Ай да Зайцев! И здесь я готов разразиться гомерическим хохотом: Ха! Ха! Ха!

Нет! Пусть уж лучше эти гоминиды на мою могилу плюнут.

...А сам Пушкин?! Его удивительная историческая фраза?! "Я презираю Отечество мое с головы до ног - но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство"? Пушкину от таких слов - масло. Мы даже восхищаемся этой его фразой. Этой независимостью гения. Но если бы такое сказал я!? О-го-го!!! Мне-изгою - нельзя! Мне от такого вольнодумия вышли бы сыромятные вожжи. Ну, и пусть! Чхать я хотел на вожжи! Я свое слово сказал. И сказал похлеще, чем Пушкин. На коллоквиуме. О своей родимой русской нации. Все русские теперь будут меня люто ненавидеть и называть проклятым изгоем. Иудушкой. И в глазах всех русских я теперь отпетый негодяй, еще больше, чем по Пушкину. И не предложишь ли ты мне вырвать и эту страницу? Третий предложит - третью, четвертый - четвертую… Пушкин сказал об этом короткой формулой, которая может вызвать лишь восхищение, но не протест. Я же вдолбил это в голову каждого русского и нерусского. Острейшим, громадным долотом! С беспощадной уверенностью, которой противостоять невозможно.

3. А можно ответить тебе и так:

Я понимаю тебя, дружочек! Очень хорошо понимаю! Ты праведен в своем гневе, как Зевс, покаравший Прометея за то, что тот подарил людям одну из величайших тайн олимпийских богов - Огонь. Быть может, мне, сволочи, и не стоило трогать человеческие святости, но я, вместе со своим Мизантропом, защищаю самое хрупкое и самое безответное, перед чем даже тысяча пушкиных и толстых есть совершеннейшее ничто. Нашу Землю. А Пушкин и Толстой при всем своем величии - такие же хищники, как и все прочее человечество. Ты не можешь провести в своем сознании этой роковой грани, а я ее провел. Это не позор мой, а мое величайшее достоинство, которое ты по причине человеческой близорукости не разглядел, так и оставшись гордым и непримиримым слепцом. И к младенческому сознанию мне возврата нет, ибо я прозрел, а этот процесс - необратимый.